Рецензии экспертов ВЦИОМ

В конце 1990-х годов в Западной Европе и Америке исследование наций и национализма подверглось мощной ревизии. Особая роль в этом процессе принадлежит американскому социологу Роджерсу Брубейкеру, который не стремится к построению целостной теории национализма, а выдвигает на повестку дня анализ языка исследований национализма. Одна из важных идей Брубейкера состоит в том, что язык, при помощи которого мы описываем феномен национализма, заимствован из социальной и политической практики и, следовательно, должен быть подвергнут серьезному критическому разбору, прежде чем использоваться как язык анализа. Отсюда и его сомнение в реальности нации как коллектива, и критика так называемого онтологизма группы, предполагающего реальность наций и иных социальных сообществ: ведь понимание нации как реальной группы, существование которой дано a priori, заимствовано из категориального аппарата самих националистов, политиков-практиков. Практики ищут пути утверждения и признания предполагаемых наций и способы решения национальных проблем, поэтому они не могут поставить под сомнение данность нации как таковой. 

Брубейкер предлагает несколько иное прочтение термина «нация», видя в ней не более чем когнитивную, познавательную форму, в которую люди в определенных обстоятельствах облекают свои представления о социальном и политическом мире. Он критически переоценивает многие популярные в академической среде «мифы», включая миф о телеологии национализма, стремящегося в пределе к образованию собственного государства, миф о «возвращенном подавленном» национальном, восставшем после падения советского режима. Сам выбор термина «миф» для описания научных парадигм не случаен: Брубейкер говорит не об ошибочности разбираемых положений в буквальном смысле этого слова, а о сопричастности исследователей, верящих в эти постулаты, языку и дискурсу национальной политики. И эта сопричастность мешает им увидеть ограничения, накладываемые на их анализ национальной рамкой. В этой связи характерен тезис автора о принципиальной неразрешимости национальных конфликтов.

Участники конфликтов часто воспринимают этнические группы, нации или расы в качестве действующих лиц (героев и мучеников). Аналитики следуют их примеру и в результате дают объяснения не аналитического, а перформативного характера. Нельзя некритически воспринимать категории этнополитической практики в качестве категорий социального анализа. Говоря о группах, они хотят вызвать их к жизни, мобилизовать их. Используемые ими категории нацелены на действие, то есть призваны расшевелить, оправдать, мобилизовать, зажечь. Овеществление групп — это социальный процесс, а не просто дурная привычка. Именно в нем и заключается бизнес деятелей на ниве этнополитики. Когда они успешны, фикция единой группы получает практическую реализацию. Этничность, раса и нация должны быть осмыслены не как вещи (группы), а как процессы — в реляционных, динамических, событийных терминах. Этнизация, национализация, расизация — это не группы, а ситуативные действия, культурные идиомы, когнитивные схемы, дискурсивные фреймы. Групповость понимается как изменчивая и случайная, подвижная и непредзаданная. Групповость — это событие, которое может и не произойти! Создание группы — это проект.

Итак, этничность, раса и национальность — это не вещи-в-мире, а точки зрения на мир. Они включают этнически окрашенные способы видения/игнорирования, объяснения/навязывания, воспоминания/забвения. Но кто же является сторонами в этническом конфликте, если не группы? Фактические действующие лица — это организации и их уполномоченные и облеченные властью представители. Неслучайно риторика приписывает сторонам конфликта слаженность, идентичность, интерес — но на деле эти свойства характерны для организаций. ИРА, АОК и РПК заявляют, что действуют от имени ирландцев, албанцев и курдов, но являются повстанческими и террористическими организациями, а не этническими группами. 

Представительность таких организаций чрезвычайно изменчива. Иногда этнические конфликты бывают аморфными и осуществляются не организациями, а спонтанно индивидами через индивидуальные действия (дистанцирование, оскорбления и проч.). Но в отсутствие организации конфликт обычно протекает с низкой интенсивностью. Именно организации, заключает Брубейкер, главные двигатели перехода этнических конфликтов из вялотекущей в острую фазу.

Насилие становится этническим, расовым или националистическим благодаря значениям, которые придают ему преступники, жертвы, политики, чиновники, журналисты, исследователи и др. Такие акты фреймирования и нарративного кодирования не просто интерпретируют насилие — они конституируют его в качестве этнического. Когда устанавливается этнический фрейм, мы «понимаем» конфликт и насилие не только в этнических, но и в группистских терминах. Так что сражения за интерпретативное фреймирование и нарративное кодирование конфликта и насилия — это игры с высокими ставками. Такие сражения не просто идут параллельно с реальными конфликтами, но и составляют их неотъемлемую часть. Навязывание ярлыка — толчок к оценке события как «погрома», «бунта» или «восстания». Характер интерпретации и репрезентации конфликта зависит от господствующих интерпретативных фреймов. Сегодня этнические и национальные фреймы легкодоступны, получают мощный резонанс и широко признаются легитимными. Это подталкивает и акторов, и аналитиков к истолкованию конфликта именно в этнических терминах. Акторы извлекают выгоду из этого перекоса в кодировании, чтобы замаскировать свою приверженность интересам кланов, клик или классов. 

То, что представляется как этноконфликт (например, война в Югославии), может иметь больше отношения к бандитизму, военной диктатуре, грабежу или незаконным доходам.